Полуденные песни тритонов[книга меморуингов] - Андрей Матвеев

Наверное, надо было ее пожалеть. Наверное, мне вообще надо было ее жалеть, но чего–чего, а этого чувства у меня не было к ней все то время, пока мы встречались — что–то около полутора лет.

Ни когда я приходил к ней домой, ни тогда, когда она звонила мне на работу и говорила:

— Я рядом, зайти?

— Заходи! — отвечал я, прекрасно зная, что произойдет.

Как–то раз она пришла в большой красной шляпе с широкими полями. Черное пальто и красная шляпа — помню это до сих пор. Она торопилась, поэтому шляпу снимать не стала, просто опустилась возле меня на корточки и стала сосать, попросив перед этим придерживать шляпу, чтобы та не упала. Я бережно поддерживал широкие фетровые края обеими руками, с точки зрения мужчины

ЭТО БЫЛО НОРМАЛЬНО!

Только вот с точки зрения женщины — зачем она все это делала?

Почему всегда была готова принять меня и делать все, что я захочу?

Может, она меня просто любила?

НЕ ВЕРЮ!

Но тогда зачем, зачем ей все это было надо?

Она исчезла из моей жизни так же внезапно, как появилась.

Просто исчезла и все.

Наверное, поняла, что ничего не будет.

Того, чего бы она хотела.

А вот чего она хотела — кто и когда скажет мне об этом?

И тогда мне стало ее жалко. Я понял, что все эти полтора года делал ей очень больно, хотя может, я понял это и не тогда, а только сейчас.

Почему–то и зачем–то я всегда им всем делал больно.

Наверное потому, что они делали больно мне?

Мы все делаем друг другу больно, но с годами просто забываем об этом, ведь охота есть охота, и в ней четко выражена вековечная связь между мужчиной и женщиной, так что действительно: самая правдивая книга, написанная об отношениях полов, должна называться «The Cunt and the Cunt–chaser», вот только она никогда не будет написана, потому что есть и другие женщины, кроме так называемых @gbpljyj; [email protected]

Они — лучшие из тех, кого мне доводилось знать и кому я до сих пор представлен. Но будучи такими умными, такими самодостаточными и сильными в своей слабости, они способны прекрасно обходиться без нас, за исключением тех определенных жизненных моментов, когда мы просто физически необходимы — ведь не всем и не всегда доставляют удовольствие как вибраторы, так и фаллоимитаторы.

Вот это и есть истинные женщины, те нежные и неукротимые создания, общение с которыми балансирует между партнерством и противоборством, в котором отнюдь не мы берем верх, ибо отчего–то они умудряются на самом деле знать про нас что–то такое, чего мы никогда не узнаем о них. Ни с женской, ни с мужской, ни с какой иной точки зрения.[34]

26. Про drinks&drugs

Тема, что называется, всей жизни.

Плотно закрытая раковина, изнутри до сих пор заполненная страхом.

Если разжать створки, то на одной будет написано DRINKS,

на другой‑DRUGS.

Шерочка с машерочкой, отчаянные любовники, кружащиеся в смертельном танго.

Хотя как по настоящему танцуют танго, я видел только в кино[35] и по телевизору.

Щелчок же включаемого/выключаемого ТВ похож на щелчок, звучащий в твоей голове после нужной дозы спиртного. Только так пьют настоящие алкоголики — не для кайфа.

Для того, чтобы отрубиться и очнуться уже внутри самой раковины, в полной темноте, сквозь которую оттуда, с воли, доносятся странные, невнятные крики, может, это орут чайки, прилетевшие из морей твоего детства, может, что еще, но только все равно ничего не увидеть, кроме темноты, разве что — да, свою тень, клон, подобие, жуткую рожу из мрачной комнаты смеха.

Между прочим, есть такие раковины, тридакны[36], их еще называют «раковины–убийцы» — стоит ныряльщику замешкаться, как они закрывают створки с такой силой, что уже не вырваться.

Я вижу все так отчетливо, будто это происходи сейчас. Он садится в такси, хотя даже не отображает этого. Пил весь вечер — водка, сухое вино, снова водка. Пока, видимо, бутылки не опустели.

«В МИРЕ НЕТ ЗРЕЛИЩА УЖАСНЕЙ ПУСТОЙ БУТЫЛКИ! РАЗВЕ ЧТО ЗРЕЛИЩЕ ПУСТОГО СТАКАНА!»

Малкольм Лаури[37]

Сколько он выпил тогда, бутылку, две? Да какая разница, главное — услышать щелчок. Это всегда для него было самым главным.

Я до сих пор хорошо помню, как он, оказавшись в Ереване в самом начале восьмидесятых, немного посидев в баре гостиницы, поднялся в номер с приятелями. У них было прикуплено несколько бутылок тех настоящих армянских коньяков, которые можно было купить или в самой республике или — лишь за границей. На закуску нашлись две банки свиного чешского паштета, коньяк же разливали в простые граненые стаканы, а вместо лимона заглатывали его водой из водопровода. Коньяк восьмилетней выдержки, десятилетней, пятнадцатилетней…

САМОЕ ГЛАВНОЕ — ЧТОБЫ УСЛЫШАТЬ ЩЕЛЧОК!

Про щелчок очень много писал Ф. С. Фитцджеральд в своем «Крушении», когда тем поздним осенним вечером я в беспамятстве ввалился в такси, то оставалось еще несколько лет до прочтения этой книги.

Хорошо еще, что временами у него хватало сил читать.

Мне трудно сейчас сказать, куда он ехал. Да он и сам этого не знал.

Но вот такси остановилось и он вышел из машины.

Еще будучи там, в полной темноте, внутри зловонной раковины, мое отражение, клон, жалкое подобие, скалящее рожи в жуткой комнате уродливого смеха.

Ничего не помня и не соображая.

Когда же голова вдруг прояснилась, то он понял, что ему приходит конец.

Слева на него надвигался поезд, справа, бессмысленно грохоча колесами, мчался другой.

Два поезда шли навстречу друг другу.

Он стоял боком, между вагонами, в совсем еще недавно белом, а теперь заляпанном грязью плаще и с чьим–то портфелем в руках, не его портфелем, чужим.

ОН УНЕС ЧУЖОЙ ПОРТФЕЛЬ!

Поезда прошли и он увидел огни.

Он стоял на мосту, рядом начиналась дорога в аэропорт. Как он здесь оказался — я все еще не знаю. И никогда не узнаю. Но мне тогда стало страшно, первый раз в жизни, вот только — не в последний.

Про поезда — это не метафора, это действительно произошло осенью то ли 1978‑го, то ли 1979‑го, то ли 1980‑го годов.

Еще много лет мне временами становилось страшно. Иногда два, а то и три раза в неделю. Под конец — почти непрерывно, не жизнь, какой–то оголтелый комок страха. Клубок. Лабиринт. Все та же мрачная комната смеха.

В это время я уже пил практически не переставая. С работы из издательства меня должны были скоро уволить, но мне было все равно. Я выходил из дома и шел в гастроном, в отдел «соки–воды». Стакан сухого яблочного вина по 48 тогдашних копеек. Потом — в автобус и до конторы. Рабочий день с 8.30., в 9.00 уже открывался буфет в столовой по соседству. 150 коньяка или 200 водки. Дальше — еще, пока не щелкнет.

Днем меня кто–нибудь отправлял домой. Или я сам добирался. И засыпал: в кровати, в коридоре, на лестничной площадке. То есть, засыпал там, куда хватало сил добрести.

Створка раковины с надписью drinks.

Я не пью уже двадцать лет, с 4 октября 1984 года.

Алкоголики бывшими не бывают — через девять лет после первой завязки я попробовал, тогда только появилось итальянское «асти–спуманте». Через три месяца нажрался так, что блевал двое суток, после чего не выношу даже запаха.

НО ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ!

Есть и вторая створка,

DRUGS,

это даже не раковина, это бездонная дыра.

Черная пропасть, провал в люциферову бездну.

Что–то принимать я начал, еще когда пил — таблетки то с возбуждающим, то с расслабляющим свойством.

Это уже не щелчок, это сладкий туман, когда не жизнь, сплошное иль дольче фар ниенте, временами же ты чувствуешь себя богом, или вот так:

БОГОМ.

Просто богом, и все!

Барбитураты сменялись амфетаминами, амфетамины вновь — барбитуратами.

Особенно, когда бросил пить.

Врач в клинике постоянно жалела и советовала принимать успокаивающие.

И прописывала их.

Я начал выпивать по облатке в день и стал подделывать рецепты.

Покупал седуксен в ампулах и пил как микстуру: принимал, что называется, орально.

Вот только иногда боги быстро опускаются на землю.

Падают и даже разбиваются.

Когда ты закидываешься в день 12–13 таблетками, то ты не бог, ты

ДЕРЬМО!

Пилюльки разной формы, цвета и размера.

Совсем маленькие, желтые и овальные, чуть побольше, белые, такие же размером, но кремоватого оттенка, красные — намного больше, еще одни желтые, но размером с красные, от этих голова набивается песком, зато предыдущие действуют как удар, от которого искры сыплются из глаз.

А можно и смешивать, можно даже класть на кусочек хлеба, лучше белого. Только не посыпать сахаром, ни в коем случае не посыпать сахаром, а так же не стоит применять соль, перец, майонез, горчицу, кетчуп.